Все в свое время - Страница 64

— …я чужак, Нит! — эмоции Эдварда били через край, и куда только повылетали все уроки риторики. — Понимаешь, я совсем чужой! Вы живете в мире, где не бывает по-другому. Вы к этому всему привыкли с момента рождения, для вас это — единственная возможная жизнь. Для меня нет. Такое существование… Это противоречит всему, чему меня учили. С чем я сроднился, что стало частью меня — солдаты должны спасать детей, потому что дети — наше будущее, а не убивать, потому что солдаты сейчас нужнее. Женщина должна рожать, если она хочет этого ребенка, по любви, а не из обязанности… Предков нужно помнить и уважать, а не удобрять их прахом березы… Да что там… У вас все не так! Тебе проще, ты не знаешь другой жизни, но я… Я так не смогу. Я никогда не стану одним из Верных Псов. Для того, чтоб стать Верным Псом, нужно Верным Щенком родится! Я — чужак! Я…

— Я тоже чужак.

— Ты… ты что?

— Я чужак. Я не родился Верным Щенком, и до пяти лет даже не знал о существовании города. У меня было свое имя, которое дали родители, у меня был дед, который подарил этот кинжал. Меня долго называли найденышем, потому что меня нашли в лесу — нашел Рик Огонь, ведун, который стал для меня вторым отцом. Я не родился Верным Псом, но стал им.

— Но как же… Но кто тогда ты?

— Я — Нит Сила, охотник, Верный Пес. Ты хочешь узнать, кем я был? Я расскажу тебе эту историю. Но сначала скажи — ты знаешь, как называются эти земли?

— Мертвые Земли… — невольно вырвалось у Эдварда, который уже и сам давно успел понять всю глупость этого названия.

— Так называете эти земли вы. Кары называют их "мир", и другого мира для них не существует. Верные Псы их никак не называют, потому что злу не нужно название: мы исполним долг, сделаем эти земли чистыми, и тогда они сами скажут нам свое имя. Там, где я родился, эти земли называли очень просто: Русь.

— Русь? Но как же… Провинция Татарская Русь была полностью уничтожена в ходе Войны Апокалипсиса… — строчки из учебников истории сами всплывали в памяти.

— Русь была уничтожена тринадцать лет назад. Когда погибли все близкие мне люди, когда я обрел новую семью и принял свой долг. Я — Нит Сила, Верный Пес. Я — последний русич.

7478 год от Сотворения Мира, лето

— Ах ты хулиган малой! Ты куда залез? А ну быстро слезай, пока я отца не позвала!

— Мам, я не могу! Помоги!

— А залезть туда сам смог? Вот и спускайся как-нибудь сам, нечего, ты уже не маленький.

Пришлось спускаться. Старая полусухая яблоня была священным деревом — считалось, что в ее нее возвращаются души предков и смотрят на людей, потому плоды нельзя срывать раньше срока, а можно только собирать, когда предки сами их подарят. Детям строжайше запрещали даже подходить в яблоне. Высокой ствол, толстые ветви, которые с земли казались такими удобными ступеньками, а старое птичье гнездо так заманчиво манило… Нитомиру, Нитке, как его обзывала старшая на два года сестра, всегда хотелось посмотреть, что там внутри. Любопытный не по годам, непоседливый, мамин любимчик, которому сходили с рук любые шалости, он два дня назад уже пробовал совершить это "восхождение" — тогда все закончилось тремя выбитыми зубами, отцовским гневом и укоризненным взглядом деда. Тот ему, как взрослому, подарил свой кинжал, а Нитомир… Урок не пошел впрок. Сегодня утром, сразу после завтрака, мальчишка тайком вылез из избы, и со второй попытки взял штурмом яблоню. К его огромному разочарованию мало того, что гнездо оказалось пустым, так он еще и назад слезть не мог. Отсюда, с дерева, высота казалась намного больше, ветки — редкими, а позвать на помощь — страшно. В прошлый раз его пощадили, не стали наказывать, в этот раз только одними словами наука не обойдется, будут бить… Вот и сидел пол дня, надеясь, что как-нибудь оно обойдется… Но как на зло, все шло к наказанию. Если бы Радомир, мамин брат, любимый дядя прошел — он бы помог, или хотя бы Первослав, он отцу расскажет, но потом, когда тому уже будет не с руки злиться… Но все хорошие взрослые как будто куда-то пропали. Теперь еще и мама нашла, а помогать не хочет, руки скрестила на груди — когда она так делает, то все. Ни ему, ни отцу, ни братьям да сестрам спуску не будет. Она уже все решила, и ни на шаг не отступиться.

Страшно. Ствол гладкий, босые ноги так и норовят соскользнуть, руки еще слабые, не держат, а высота — добрых две сажени, брат недавно научил Нитомира считать до пяти, и теперь он ходил и гордился, пересчитывая все и вся в поселении. Упадешь с такой высоты — синяками не обойдешься, еще минус пару зубов, а их и так во рту всего ничего осталось. Сначала на палках дрались, потом в яму свалился, затем с дерева навернулся… Вот вырастет Нитомир — станет как дядя Радомир ловким, будет из большого лука стрелять, и по деревьям, как по земле, бегать. А пока еще он был маленький, пять вёсен исполнилось, вниз — страшно, но материнский гнев еще страшнее…

Он все же сорвался. Когда уже почти слез, но не на землю, а прямо в материнские руки, которые бережно опустили его вниз, так что самое страшное, что получил — подзатыльник, и много назидательных слов. Спрятаться от них не получалось, заветное крыльцо было рядом, но его нельзя было выдавать. Там была его личная Крепость. Он сам ее придумал, сам сделал, сам "спрятал" — никто из взрослых не знал, что под крыльцом главной избы вырыт целый бункер, замаскированный дерном и травой, и оттуда уже почти готов тайный лаз. Нитомир даже с другими детьми этим секретом не делился, он прятался под крыльцом — и ни один человек не мог его найти. Там было тесно, но сухо, все стены Нитомир выложил мхом, как делали взрослые, когда на зиму все племя уходило в подземные пещеры. Там был его маленький склад сокровищ: красивая палка в форме птицы, собственный зуб на нитке, целый мешочек орехов — Нитомир сам их нашел и собрал, когда взрослые в прошлый раз уходили из деревни. А еще совсем недавно там появился дедов нож: на него постоянно покушался Тритомир, старший на четыре года брат, вот и пришлось спрятать с остальными сокровищами. Дед сначала злился, думал, что Нитомир потерял нож, а потом наоборот, похвалил. Сказал, что это большая ценность, и его надо надежно хранить. Дед был старый, белый и умный, Нитомир его любил и слушался даже больше, чем отца — отец был злой и больно наказывал.