Все в свое время - Страница 26


К оглавлению

26

Вот только одно "но"… Те, кто писал отчет, были учеными. Попами. Кабинетными генералами. Теми, для кого синоним слова "ужас" — картина вечного Лондона. Потому что документ говорил, "что", но не говорил, "как". Как пробиться в самое сердце Мертвых Земель, на сотни миль на север, и остаться при этом в живых? А Эдвард мог ответить. Коротко и ясно. Никак. Точно так же можно было написать "мы свяжемся с Господом Богом и он дарует нам полную победу" — идея хорошая, только с реализацией определенные проблемы.

Об этом, коротко, четко и без эмоций, Эдвард и сообщил полковнику. Как только тот забрал у него папку и сжег, убедившись, что из пепла при всем желании не восстановить секретный текст, содержание которого во всей полноте знали не более десятка жителей земли, включая короля и Папу.

— Трусишь, капитан? Вот и остальные струсили! Потому вам и нужен я, я никогда не трусил, и если нам прикажут разворотить Мертвые Земли — разворочу их к чертовой матери! Запомни это, капитан, хорошо запомни, потому что тех, кто бежит или сеет панику, я всегда казню лично, и, поверь, испытываю при этом превеликое удовольствие! Входите, лейтенант, нечего подслушивать за дверью!

— Я не подслушивал, сэр! Я… — в кабинет бочком заполз давешний лейтенант.

— Отставить! Докладывать по существу!

— Сэр, осмотр базы закончен! Недееспособный личный состав переведен в лазарет, где им оказывается первая помощь! Сэр, — лейтенант на секунду замялся, — в карцере найден здоровый человек, что прикажете с ним делать?

— Ну надо же! У вас тут даже карцер есть? Хвалю, капитан! С вами еще не все потеряно! За что хоть его, а? Что он тут такое натворил, что вы его в карцер засунули? — Эдвард молчал, стараясь не выдать свое удивление, потому что карцер пустовал уже несколько лет, но Вильгельм понял его молчание по-своему. — Проявили неуставное отношение? Это правильно, капитан, устав — для слабаков, а если хочешь власти — игнорируй его, как я всегда это делаю! Лейтенант, а ну-ка давайте этого "заключенного" сюда, посмотрим, с кем наш ангелочек-капитан был так суров…

— Так точно, сэр!

И, как будто только и дожидались приказа полковника, в кабинет вломились два здоровенных амбала, судя по физиономиям — чистокровные ацтеки, а между ними, в лохмотьях, весьма отдаленно напоминающих военную форму, с гордо поднятой головой, втянув живот и выставив вперед грудь, шествовал "заключенный". Эдвард только закрыл глаза и крепче сжал губы. То, чего он боялся и всеми силами старался избежать, все таки произошло.

— Ну, кто это тут у нас…

— Старший сержант Элис Кроуфорд, сэр! И если ваши люди не перестанут на меня так пялиться, клянусь, я лично им лишнее пообрываю! А этой твари капитанской передайте, что я лучше еще год в карцере просижу, чем под него лягу!

— Какие хорошенькие у нас старшие сержанты пошли… Лейтенант, освободить заключенную! Капитан, старший сержант — теперь вы будете служить вместе под моим личным руководством! За этим будет забавно понаблюдать…

Эдвард молчал. Он мог сказать многое, он мог оправдываться и ругать, проклинать и пытаться объясниться, но какой это имело смысл? Элис не захотела бросать его даже в смерти, и сделала для этого единственно верный с такими людьми, как полковник, шаг. Сыграла на эмоциях. Представься она невестой Эдварда — и была бы отослана куда подальше, а теперь Вильгельм Моррисон сделает все, чтоб Элис Кроуфорд и Эдвард Гамильтон до последнего часа были вместе. Есть такие люди, которые только и живут тем, что делают другим людям гадости, и полковник — их ярчайший представитель. Но если ты женщина, то всегда найдешь дорогу к любящему и любимому. Даже в смерти. Мужчины, увы, на такое очень редко когда способны.

— …а вам, капитан, — продолжал о чем-то вещать полковник, но Эдвард в полузабытье слышал его через слово, — я бы посоветовал обращаться к христовым невестам, эти всегда будут рады, а не совращать сержантов ВКС…

Эдвард через силу улыбнулся. Он шел умирать, но теперь цель изменилась. Теперь он идет, чтоб спасти, и не важно, сколько жизней придется принести в жертву, чтоб солнце земное, улыбка Элис Кроуфорд, продолжала светить.

Год Трех Отважных Духов, начало лета

— Они будут жить?

— Плохой вопрос, Нит Сила. Жизнь не имеет начала и конца, и каждый, кто однажды был рожден, будет жить вечно. Твои друзья высоко поднялись по дороге на облака, щедро напоили Али-обманщика соком своей жизни, Али-заоблачный уже готов распахнуть им врата в голубой мир, но если ты позовешь, они еще могут вернуться.

— Но почему я, ведун? Почему я должен их позвать?

— Я уже говорил когда-то, потому что у тебя ярко-желтая судьба, и те, кто рядом с тобой, тоже попадают в ее сияние.

— Но как же тогда Дим Железо? Дим Камень? Нат? Почему не попали они?

— Потому что их время пришло. Судьба забрала твоих братьев, но подарила друзей — позови их, и они вернутся.

— Но как мне их звать? Я ведь даже не знаю их имен, только те клички, с которыми я не чувствую у них родства.

— Это ты должен понять, Нит Сила. Я помогу исцелить их тела и удержать нить души, я покажу тебе эту нить, но, как плату за дар видеть, такие, как я, лишены права возвращать человеку душу.

— Хорошо, ведун. Я попробую. Но скажи мне еще, рана того, кто называет себя Нубилом…

— Нет, Нит Сила. Та рана, о которой ты говоришь, была нанесена во младенчестве. Он был лишен части себя, и прошло слишком много лет, чтоб вернуть потерянное. Его ущербная душа смирилась с тем, что никогда не породит новую жизнь, и даже если вернуть прежнее тело, его разум уже никогда не примет утраченное.

26